Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада (книга регистрации .TXT) 📗
Невольно поежившись от страха испытываемого к этому месту с самого детства, я, словно боясь, что призраки смогут меня услышать, прошептала:
— Марал, здесь находиться нельзя, уйдем отсюда скорее…
Но девушка меня будто не слышала. Поднося по очереди к каждой стене прихваченный по дороге факел, она, выпустив мою руку, самым внимательным образом изучала каждый выступ, каждый кирпич в кладке. Наблюдая за ее странными действиями, я, поежившись от очередной волны мурашек, пробежавших по спине, заявила:
— Если тебе нечем заняться в столь поздний час, можешь пересчитать каждый камень во дворце, но только без меня. Я возвращаюсь к себе.
— Госпожа, умоляю, дайте мне еще немного времени… Я уверена, это должно быть где-то здесь…
— Что "это"? Объясни толком, что мы с тобой здесь делаем или я велю тебя выпороть.
Марал была очень верной и преданной наперсницей, но иногда, как на пример сейчас, она меня просто выводила из себя своими ребусами и загадками, которые я чувствовала, были мне не по зубам.
Увидев, что я не шучу, девушка подошла ко мне совсем близко и будто опасаясь, что в этом безлюдном месте нас кто-нибудь может услышать, еле слышно произнесла:
— Госпожа, можете считать меня сумасшедшей, но я абсолютно уверена, что совсем недавно видела, как по этому коридору прошла Зейнаб ханым. Услышав мои шаги, она прижалась к одной из этих стен… и словно растворилась в воздухе…
— Зейнаб ханым? Ты уверена? — сон как рукой сняло, когда я вспомнила о той, что столько лет управляла этим дворцом и наверняка знала все его тайны.
Теперь уже и я, поддавшись настроению служанки, принялась ощупывать каждый камень надеясь найти мучащую нас разгадку, но, прошло много времени, послышалось пение муэдзина, призывающего с высокого минарета народ к утренней молитве, а мы так и не смогли продвинуться в наших поисках ни на шаг.
Вдалеке послышались голоса слуг. Не желая быть застигнутыми здесь в столь ранний час, да еще и в таком виде, мы, вместе с Марал поспешили обратно, твердо вознамерившись вернуться уже следующей ночью. Однако ни в ту ночь, ни в последующую за ней, нам так и не удалось найти ни единого подтверждения словам служанки.
Тем временем обстановка в ханстве накалялась день ото дня. Почти ежечасно поступали депеши с разных уголков государства, в которых говорилось о волнениях на соседствующей с Персией границе.
Как цепные псы, сторонники Джабира, словно получившие долгожданную команду "фас" поднимали головы и оказывали активное сопротивление ханским войскам, пытающимся подавить мятеж и стабилизировать ситуацию в государстве. Им было наплевать, что в результате их атак страдают в первую очередь мирные жители. Чтобы расчистить себе путь, мятежники сжигали целые деревеньки, ничуть не интересуясь судьбой несчастных, кого оставили без родителей и детей, без крова и средств к существованию.
Жизнь в гареме застыла. Прожив относительно спокойный день, мы все молились лишь о том, чтобы Всевышний позволил нам дожить до следующего, и потому, когда десять суток спустя мы получили ответ от всесильного османского визиря, то возрадовались все. В своем письме Ибрагим-паша сообщал, что выбрал для княжны Фарах подходящего мужа, который в ближайшие дни приедет в Гызылдаг просить ее руки.
В тот момент никого не волновал ни возраст жениха, ни внешность, ни наклонности — всех интересовала лишь многотысячная армия, которую он готов был преподнести хану в качестве свадебного подарка.
ГЛАВА 26
Сегодня, мысленно возвращаясь в прошлое, я задаю себе один и тот же вопрос: "Как могло случиться такое? Почему день, который должен был стать самым счастливым для всех, превратился в настоящий кошмар при воспоминании, о котором, меня до сих пор каждый раз бросает в дрожь?"
А ведь все начиналось так чудесно…
После полудня, пышный ханский кортеж выехал навстречу прибывшему жениху. Гостей во всеоружии встретили на развилке трех дорог в получасе езды от дворца. Обменявшись приветствиями и не задерживаясь дольше, чем было необходимо для того чтобы немного освежиться и привести себя в порядок перед встречей с Шахбаз-ханом, жених вместе со своей многочисленной свитой и в сопровождении ханского кортежа, торжественно вступил во дворец.
Женщинам, разумеется ни в коем случае не дозволялось присутствовать при встрече столь дорогих и важных гостей, поэтому, единственное что нам оставалось, это поднявшись на галерею и оставаясь невидимыми для мужских взглядов, сквозь решетчатую ширму постараться рассмотреть жениха.
Холод пронзил меня до самых костей, когда всадники расступились и из кареты, с помощью двух слуг спустился согбенный старец, по виду на два десятка лет старше сорокапятилетнего Шахбаз-хана.
Я почувствовала, как опешили мои братья, которые вышли лично поприветствовать будущего родственника, но вряд ли их чувства в тот момент могли сравниться с моими.
Если бы не собравшиеся вокруг женщины, кто с ужасом, а кто со злорадством взирающие в этот миг на меня, я бы дала волю рвущимся из груди рыданиям, душащим меня с такой силой, что потемнело в глазах, но ханской дочери не приличествовало проявлять свои чувства прилюдно, поэтому все что я смогла себе позволить, это с силой сжать руку Марал, которую она в знак поддержки незаметно мне подала.
Девушка вздрогнула, но не произнесла ни звука, понимая борьбу что шла внутри меня. Она не сделала никакой попытки отстраниться, лишь подошла еще ближе, постаравшись прикрыть собой от любопытных взглядов. По другую руку от меня, как бы невзначай встала мама, одним своим присутствием даря мне если и не покой, то хотя бы его видимость.
Сжав зубы, заставив себя достоять до конца, я подобрала юбки и собралась уйти лишь тогда, когда гости вошли во дворец и во дворе не осталось никого.
Приклеив к лицу фальшивую улыбку, твердя про себя, что подобная жертва необходима на благо государства, я чинно прошла мимо тех, кто со злорадством желал мне долгой и плодотворной жизни рядом с моим полным сил мужем, бросившись бежать только тогда, когда поняла, что за мной никто не следит. Ворвавшись в покои, я резким тоном велела служанкам оставить меня одну, собственноручно захлопнув за ними дверь. Ноги подкосились, и я без сил рухнула на покрытый тебризским ковром пол.
Эрдем, мой милый, добрый Эрдем погиб, а вместо него, Всевышний послал мне человека, годящегося мне в деды…
Дрожь прошла по позвоночнику, стоило мне представить, его руки, тянущиеся к моему телу…
"Нет" — я вскочила с ненавистью уставившись на свое отражение в большом напольном зеркале. Оттуда на меня смотрел мой двойник, растрепанный и с покрасневшими от невыплаканных слез глазами, в которых застыл ужас.
Та гадалка врала мне. Каждое ее слово было ложью. В лунном зеркале, я видела человека из своих снов: прекрасного, молодого, сильного. Он должен был стать моим суженым, а не та высохшая мумия, что выбрал для меня Ибрагим-паша.
Отец. Что скажет он, когда увидит своего будущего зятя? Согласится ли принести меня в жертву?
Накинув покрывало на голову, я собиралась было уже бежать на мужскую половину, когда внезапно распахнулась дверь и в покои вошла мама.
— Куда ты? — дав знак служанкам закрыть дверь и оставить нас одних, она подошла совсем близко и взяв мои ледяные руки в свои, с тревогой заглянула в мой лицо.
— Мамочка, — уже не зная кто мне враг, а кто друг и боясь, что кто-нибудь из слуг в этот самый момент подслушивает под дверью, чтобы затем разнести по всему дворцу весть о моей панике, я перешла на английский язык, которым благодаря стараниям матери владела безупречно, — Ты видела его? Видела? Как можно за такого выходить?
Но я ошибалась, считая, что мама сможет меня понять. Передо мной сейчас стояла не Бану — любимая наложница хана, и даже не похищенная берберами и проданная в гарем дочь лорда Каслуотера, а баш кадыны — правительница гарема, хранительница его традиций и обычаев. Как практически второе лицо в государстве, она не могла позволить себе проявить мягкость по отношению к детским капризам дочери, памятуя лишь о том, что на кону в той войне, что затеял Джабир, тысячи человеческих жизней, спасти которые было долгом каждого уважающего себя правителя. И, если единственным способом остановить кровопролитие и восстановить мир в ханстве был брак с престарелым военачальником, то так тому и быть, для общего блага и во имя спасения чести семьи, почти шестнадцатилетняя княжна будет принесена в жертву старику.
